Марина Серова: Скандал в благородном семействе

— Да кто ей мог угрожать, кроме муженька ее последнего? — на этот раз ответила Света, хлюпнув носом. — Он только и делал, что ныл. Она, мол, его без гроша бросила, а он этого так не оставит.

— Мы года три слушали его нытье и дурацкие угрозы, — добавила старшая, бросив не совсем одобрительный взгляд в сторону сестры, будто та ляпнула что-то лишнее. А потом продолжила, уже повернувшись ко мне: — Вряд ли бы он на убийство решился — слабак. А больше, так чтоб в открытую, маме никто вроде и не угрожал. Да вы лучше с бабкой поговорите, она больше знает. А мы в материны дела не лезли, своих хватало. То с учебы, но на учебу, то в спортзал или еще куда.

Последнее предложение было сказано Катериной таким тоном, что у меня невольно создалось впечатление, что между матерью и дочерью не все ладилось. Но утверждать это я не могла. Хотя то, как Катерина восприняла произошедшее, все же настораживало.

Задав девушкам еще по паре вопросов, я поняла, что ничего от них не добьюсь: они не слишком раскрывались передо мной, то и дело повторяя почти одинаковыми словами, что в дела матери нос не совали. Пришлось вернуться в дом, где Эдуард уже буквально выскакивал из собственной шкуры.

— Ну что вы так долго? — увидев нас, затараторил он. — Я уж думал, уехали куда, а меня, такого хорошего, и не взяли с собой.

— Без вас уедешь, как же, — добавила Анна Николаевна, вернувшись из кухни, куда она относила посуду. — Ну что, есть уже версии? — обратилась она ко мне.

Я отрицательно замотала головой и направилась к ней, оставив сестер на попечение «такого хорошего» кавалера. Анна Николаевна, словно поняв мое желание, сразу же развернулась в обратную сторону к комнате, из которой только что пришла, и у нас с ней появилось время спокойно поговорить.

— Внучки ваши что-то не очень дружелюбно ко мне отнеслись. Все время жались, будто чего-то боятся, — ответила я на молчаливый вопрос хозяйки, когда мы оказались вне пределов слышимости. — Может, и знают чего, да только все равно не скажут.

— У, настырные бесята, ничего ради матери сделать не хотят.

— Это почему? — удивившись, поинтересовалась я. — Разве они не ладили с ней?

— Да как вам сказать… Собственно, как и в любой семье: то ладили, то не ладили. Боялись они ее скорее да злились, что шататься со всякой швалью запрещала. А молодые-то, сами знаете, какие — считают, что все знают и безо всех обойдутся. Ну из-за этого и выходили у них иногда с матерью перепалки. А так все мирно было. Что ж, они вам совсем ничего не рассказали?

— Ну не то чтобы ничего, просто предположили, что убить мать мог какой-то ее последний муж. Вам о нем что-нибудь известно?

— Известно ли? Да я этого паразита сама не раз из дому выгоняла, когда он к Инне шастал денег просить. Работать не хотел, а жить по-царски любил, вот и грозил ей вечно, что найдет на нее управу и тогда она раскается в том, что не отдала ему его контору.

— Какую контору? — сразу полюбопытствовала я.

— Да это старое: еще когда они вместе были, открыла дочка для него конторку по ремонту машин. Ну, он в ней бароном и хаживал. А как разбежались, она его и уволила, прекрасно зная, что он там пальцем о палец не ударил. После того и начались склоки.

— А на презентации этот человек был? — не дав еще старушке как следует вздохнуть, моментально спросила я.

— Был, ирод несчастный. Он на все ее вечеринки хаживал, а она и против не была. Уж очень у него рожа смазливая, вот и надеялась Инночка, что он кого-нибудь на ее вечеринках себе подцепит да от нее и отстанет.

— А как он выглядел, опишите его, пожалуйста. Да и зовут-то его как? — продолжала я засыпать свою собеседницу вопросами, решив, что вот этого типа в самом деле не помешает проверить.

— Звать-то его Евгением Валерьевичем Остапенко. Из себя высокий такой, стройный. Черные волосы, такие же глаза. Нос с горбинкой. Страстный, как выражаются женщины, рот. Ну что еще? Белое любит носить и в будни, и в праздники — говорит, что так сразу солидного человека видно. Ну а больше ничего примечательного в нем и нет. Разве что лодырь отменный — для него работа хуже атомной войны.

Я попыталась вспомнить, кто из присутствующих на банкете хоть немного подпадает под данное описание. Таких мужчин было двое: оба и в самом деле были одеты в белое. А вот насчет цвета глаз точно ничего утверждать не могу, тогда не вглядывалась. Чтобы окончательно выяснить, который из них Остапенко, я вновь поинтересовалась у Анны Николаевны:

— А он курит?