Хелле Стангеруп - Эпитафия Красной Шапочке

— Да что вы, ведь это всего лишь сказка. Матиессен снова заулыбался:

— Ну конечно, конечно, все это только сказка, да и, кроме того, конец у нее счастливый — придет охотник, убьет волка и спасет Красную Шапочку и бабушку.

— Последнее сочинили уже позже. В первоначальном варианте никакого охотника не было и бабушку с Красной Шапочкой никто не спас. Волк остался жив — он победил.

— Что вы говорите, не может быть!

— Правда-правда. В действительности тан всегда и бывает. Волк побеждает, поскольку он умнее.

— А я-то всегда считал, что Красную Шапочку спасли. Какая жалость!

— Вы так думаете?

Матиессен был явно озадачен; он ничего не понимал. Вопрос прозвучал как-то странно.

— Что вы имеете в виду? Я не понимаю…

— Ну вот, теперь вы снова совсем как Красная Шапочка. Она тоже спрашивала волка: «Почему у тебя такие большие глаза?»

Матиессен опять засмеялся, но на этот раз смех вышел каким-то смущенным и неуверенным:

— Вы шутите, да?

— А потом она спросила: «Почему у тебя такие большие уши?»

Матиессен вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он ничего не понимал, и от этого ему было как-то не по себе. Вероятно, это была всего лишь шутка. Когда он заговорил, голос его слегка дрожал:

— Вы говорите так серьезно, как будто играете какую-то роль в спектакле, в комедии…

Ответ прозвучал неожиданно жестко:

— Да нет, это не я разыгрываю здесь комедию.

— О чем это вы?

— И наконец Красная Шапочка спросила волка: «А почему у тебя такие большие зубы?» Теперь настала ваша очередь отвечать — ведь вы знаете все ответы, не так ли? Вы же читали сказку, особенно первую ее часть. Что же вы замолчали?

Теперь Матиессен испугался уже по-настоящему. За всю свою жизнь он еще никогда не бывал так напуган. Самое неприятное было то, что он абсолютно ничего не мог понять, и это обстоятельство еще усиливало страх. Если бы он хоть что-то понимал… Что же это такое? Опять он сделал что-то не так? Этот голос… Он был таким ледяным. А перчатки? Он снова подумал о перчатках. Что все это значило? Теперь он уже был полностью уверен, что сначала их на руках не было. Они появились уже позже, во время разговора. Но для чего, с какой целью? Все это было так странно, так неприятно.

Матиессен вновь почувствовал, что задыхается. С какой-то кривой, вымученной улыбкой он начал медленно подниматься со стула.

— А теперь вы все же скажете мне: что ответил волк? Матиессен сделал шаг по направлению к двери. Когда же кончится этот кошмар? Он не видел, как рука в перчатке метнулась к карману; луч солнца, блеснувший на узкой, тонкой полоске лезвия, казалось, был тем самым ответом, который никак не решался произнести Матиессен.

Когда около девяти часов горничная, пришедшая убрать освободившиеся номера, зашла в комнату, крик ее услышали даже в самых отдаленных уголках гостиницы.

В тот же момент в аэропорту Барселоны взлетел самолет. Он прибыл сюда с Мадейры, совершил промежуточную посадку с целью заправки и теперь взял курс на Копенгаген.

Йеппсен как раз закончил просматривать протоколы предварительного следствия по делу об убийстве Матиессена, когда дверь в его кабинет неожиданно распахнулась.

На пороге стоял полный невысокий человек; шляпу свою он не снял даже тогда, когда опустился на стул, предложенный ему Йеппсеном. Только заметив недоуменный взгляд комиссара, он стащил ее с головы и смущенно сказал:

— Прошу прощения, это у меня дурная привычка. Все время забываю снять шляпу. С годами становишься таким рассеянным.

Йеппсен улыбнулся:

— Ничего, ничего. Тан чем могу быть вам полезен? Нервно крутя в руках шляпу, посетитель откашлялся и начал:

— Мое имя — Шмидт, директор Шмидт. Я пришел, поскольку, вероятно, это меня вы разыскиваете в связи с убийством Гуниллы Янсон. Во всяком случае, труп в стокгольмском самолете обнаружил я.

Минуту Йеппсен смотрел на сидящего перед ним человека, как будто окаменев, не в силах вымолвить ни слова. Когда первое замешательство прошло, он почувствовал, что вот-вот взорвется, однако, сделав усилие, овладел собой и притворно-ласковым тоном сказал:

— Весьма рад видеть вас, господин директор, весьма рад. Не могли бы вы объяснить, почему я удостоился такой чести только сейчас?

— Я понимаю, что все это звучит не слишком убедительно, но, поверьте, всему виной стечение обстоятельств…

Шмидт шумно вздохнул, как бы предваряя этим свой рассказ, и продолжал: