Татьяна Степанова - В моей руке - гибель

«Какая жуткая смерть», — говорили об этом случае те, кто выезжал на место осматривать его окоченелый труп.

Крыша, однако, умирать не хотел. Когда Колосов, стараясь не причинять ему лишней боли, повернул парня к себе, тот застонал, веки его дрогнули. Секунду он смотрел на Никиту и узнал его, было дело — они встречались, и не однажды.

— А-а, ты… — прошептал он еле слышно. — Я честно хотел… один на один, чтобы… обмен мнениями… А они, Аслан, гнида, гранату бросил… Мне ноги оторвало? Оторвало, скажи?!

— Целы пока еще твои ноги, пулевое у тебя, — ответил Колосов и подозвал напарника:

— Подгони машину, довезем этого до больницы, а то пока «Скорая» доедет, он истечет…

Королев посмотрел странно: Крыша был бандит из бандитов. Хоть и молодой, однако пробы негде ставить: великий спец по вымогательствам и вышибанию денег с несговорчивых клиентов. Миндальничать с таким, доведись его задерживать с оружием в руках, Колосов никогда бы прежде не стал, а тут… Однако с начальством Королев спорить не стал и подогнал машину.

В машине за руль на этот раз сел Королев, а Никита устроился сзади, поддерживая раненого, кровь которого залила весь салон. Крыша несколько раз терял сознание. Из его обрывочных полубредовых фраз сыщики поняли: коломенцы попались в хитрую ловушку. Крышу и его напарников конкуренты расстреляли в тот миг, когда те готовились к «честному обмену мнениями».

Колосов связался по радиотелефону с отделом и попросил, чтобы в палате раненого выставили круглосуточную охрану. Они с Королевым помогали двум санитарам укладывать Гусева на носилки в приемном покое. Крыша пришел в сознание, и Королев этим воспользовался:

— Ну, Витюша, ежели не встретишься сегодня с господом богом, а точнее, с чертом, если выкарабкаешься — помни, кому ты жизнью обязан.

Гусев закрыл глаза. Он был белый как полотно от потери крови.

На обратном пути Королев что-то ворчал о «пижонском милосердии» и о том, что «он в нас, доведись вот так местами поменяться, разрядил бы всю обойму и глазом не мигнул».

Никите не хотелось втолковывать товарищу, что прилагательное «пижонский» применительно к слову «милосердие» ему совершенно не нравится. Но «добреньким» прослыть ему тоже не хотелось, и поэтому он буркнул:

— Он нам живой полезен. Думаю от него информацию получить: числится Грант за ними или нет. И если не числится, то…

— Как же, жди-жди от такого информации. — Королев слыл в управлении розыска неисправимым скептиком и пессимистом.

Крыша ноги сохранил. Точнее, почти сохранил. Врачи сделали все возможное: собирали раздробленные кости по мельчайшим осколкам. Хирург-травматолог, оперировавший Гусева, честно признался Колосову: «Сделали мы, конечно, все, что от нас зависело, но… Видимость это одна, а не ноги. Даже в качестве подпорок вряд ли сгодятся, просто вещь, на что брюки надевать». — «Значит, парень не сможет ходить?» — спросил Никита. «На костылях кое-как. Доигрались в свои кастеты-пистолеты, дострелялись. Ведь такой молодой — мог жить да жить…»

Когда Гусев пришел в себя после наркоза, то сначала долго не мог понять, где он и что с ним. К концу недели он кое-что начал соображать, и врач разрешил Колосову краткую беседу.

Их разговор с Крышей, который начальник «убойного» предусмотрительно записал на диктофон, оказался примерно следующим.

Крыша (еле-еле шевеля губами от слабости): А-а, снова ты… Должок тебе… верну… при случае…

Колосов (назидательно): Тебя здесь из этих твоих барбосов никто не достанет. Не беспокойся. Теперь ты под нашей «крышей». И думаю, надолго.

Крыша: Значит, у вас я… Обрадовал, майор, называется… Подождать не мог… Так… каждый дурак… взять сможет…

Ты бы попробовал… сам меня… как в тот раз. помнишь?

Колосов: Помню, не забыл. Жить, врачи говорят, будешь. И на свадьбе своей, может, еще спляшешь.

Крыша: Телок не люблю… за глупость и жадность… и за мак-кияж… А насчет танцев… Тут вчера один твой приходил… все вокруг меня ламбаду танцевал… все внушал мне, как пламенно и кому я благодарен должен быть за то, что житуху мне спасли… Все про тебя зудел — если б, мол, не Никита Михалыч…

Колосов понял, что у Гусева побывал неугомонный Королев с целью «подготовить почву для визита».

Крыш а: А ты ко всем, майор… такой добрый?

Колосов: Только к тебе.

Крыша: Я тоже бываю добрым… малым… Так чем же благодарить тебя, майор, а?

Гусев, как некогда Акула-Карпов, тоже не был дураком — все распрекрасно понимал. Колосов глядел на его ноги, закованные в гипс. «Вещи», годные только на то, чтобы брюки надевать…