Морье Дю - Французов ручей

--Да, миледи.

--Ну а ты как съездил? Застал лорда Годолфина?

--Нет, миледи, его светлости не было дома. Я оставил цветы у лакея и попросил передать их миледи Годолфин.

--Спасибо, -- сказала она. Затем помолчала, притворяясь, что поправляет ветки сирени в вазе, и добавила: -- Да, Уильям, пока я не забыла: завтра вечером я жду гостей. Ужин лучше перенести на десять.

--Слушаюсь, миледи. На сколько человек прикажете накрывать?

--На двоих. Нас будет только двое -- я и еще один господин.

--Хорошо, миледи.

--Гость придет пешком, поэтому скажи груму, чтобы запер конюшню и ложился спать.

--Слушаюсь, миледи.

--И вот еще что, Уильям... Ты умеешь готовить?

--Когда-то у меня это неплохо получалось, миледи.

--В таком случае приготовь завтра ужин для меня и моего гостя.

--Хорошо, миледи.

--Слуг можешь отпустить. Им совсем необязательно знать, что я буду ужинать не одна.

--Понимаю, миледи.

--Как видишь, Уильям, я тоже способна на безрассудные поступки.

--Вижу, миледи.

--Тебя это шокирует?

--Нисколько, миледи.

--Вот как? Почему же?

--Ни вы, ни мой хозяин ничем не можете шокировать меня, миледи.

Дона расхохоталась, прижав руки к груди.

--О, Уильям, значит, ты обо всем догадался? Но как? Чем я себя выдала?

--Походкой, миледи. Как только вы вошли в комнату, я сразу понял, что что-то случилось. Да и глаза у вас, с позволения сказать, стали совсем другие: живые, веселые. А когда я увидел, что вы к тому же пришли со стороны реки, я мигом сообразил, в чем дело, и сказал себе: .

-- Почему ?

--Потому что я верю в судьбу, миледи. Рано или поздно она должна была свести вас с моим хозяином.

--Несмотря на то, что я -- почтенная замужняя дама, мать двоих детей, а твой хозяин -- француз и опасный преступник?

--Да, миледи, несмотря на это.

--Но ведь это грех, Уильям, страшный грех. Я предаю интересы своей страны. Меня могут посадить в тюрьму.

--Конечно, могут, миледи.

На этот раз он не скрывал улыбки, губы его задрожали от смеха, и она поняла, что он больше не будет держаться с ней холодно и отстраненно, отныне он ее друг, верный, преданный друг, на которого всегда можно положиться.

--А ты разделяешь убеждения своего хозяина, Уильям? -- спросила она.

--Я слуга, миледи, -- ответил он, -- и мне достаточно того, что мой хозяин считает их правильными. Корабль -- это его королевство. Там он волен делать все, что захочет, и никто не посмеет ему запретить. Он сам себе господин и сам себе судья.

--Но разве обязательно быть пиратом, чтобы чувствовать себя свободным и поступать, как хочешь?

--Мой хозяин считает, что да, миледи. Он убежден, что человек, живущий обычной, размеренной жизнью, быстро становится рабом собственных привычек, делается вялым, тупым и бездеятельным. Таким, как все, одним из многих. В то время как пират -- вечный бунтарь, вечный изгнанник -- всегда противостоит миру. Он свободен и беспечен, и никакие людские законы не могут его удержать.

--Или помешать ему быть самим собой, -- тихо добавила она.

--Совершенно верно, миледи.

--А твоего хозяина не смущает, что пиратство -- это зло, что грабить людей -- преступление?

--Поверьте, миледи, он грабит только тех, кого грех не ограбить. Да и добычу свою, как правило, раздает беднякам. Многие бедные семьи Бретани считают его своим благодетелем. Так что и в этом смысле совесть его совершенно чиста.

--Он, очевидно, не женат?

--Нет, миледи. Супружеская жизнь не для пирата.

--А если его жена тоже будет любить море?

--Вы забываете, миледи, что природа уготовила женщине быть не только женой, но и матерью.

--Да, ты прав.

--Стоит женщине обзавестись ребенком, как она сразу же становится домоседкой. Кочевая жизнь ее больше не устраивает. И мужчине приходится выбирать: или сидеть дома, изнывая от скуки, или бродяжничать, страдая от тоски. В любом случае это уже не пират. Нет, миледи, если мужчина хочет сохранить свободу, он должен выходить в море один.

--Твой хозяин тоже так считает?

--Да, миледи.

--Как жаль, что я не мужчина.

--Почему, миледи?

--Я тоже хотела бы найти свой корабль, на котором можно уплыть в море и забыть обо всем.

Не успела она закончить, как сверху послышался громкий детский плач и ворчливые уговоры Пру. Дона улыбнулась и покачала головой.

--Твой хозяин прав, Уильям: все мы рабы своих привычек, в особенности матери. Только пираты и могут быть свободными в этом мире.

И, проговорив это, она отправилась наверх, чтобы утешить и приласкать своих детей. Вечером, улегшись в кровать, она вынула из ящика томик Ронсара и стала перелистывать его, пытаясь представить, как несколько дней назад француз лежал на этой же кровати и, зажав в зубах трубку, откинувшись на подушку, читал эту же книгу. Должно быть, устав от чтения, он так же, как и она, отложил книгу в сторону и задул свечу, собираясь уснуть.