Олег Шмелёв: Три черепахи

Тут была некая шаткость. Журавлев отвел взгляд в сторону, сказал как бы в пространство:

— Такой осторожный человек… — Он в точности повторил ту же фразу, которую произнес иолчаса назад, имея в виду Казалинского. — Непохоже на него. Сам себе искал клиентов… Их было довольно много. Это опасно. Вот с Сидоренковым он вел себя правильно… А здесь, простите… — Намек понял. Были клиенты и от меня, — признал Коротков. — Мы все это зафиксируем в протоколе. Я не предупреждал вас об ответственности за дачу ложных показаний, но, надеюсь, вы сознаете… — Не беспокойтесь, сознаю. Журавлев сел за стол и на разлинованных бланках записал по порядку вопросы и ответы. Он записал их в самой сжатой форме. Закончив, прочитал протокол и сказал: — Вы подозреваете, что тормозные шланги мог повредить Казалинский? — Больше некому. — Сейчас вы в этом уверены, судя по вашему тону. Откуда появилась уверенность? Не показав вида, Журавлев, однако, был действительно удивлен уверенным тоном Короткова. Если версия о предумышленном убийстве Перфильева верна, Короткову ни с какой стороны не выгодно обвинять Казалинского в покушении на его собственную жизнь, ибо ничто другое не может так подкрепить эту версию. Не иначе Коротков что-то замыслил. Журавлеву пока оставалось только гадать и внутренне поражаться холодной расчетливости этого совсем еще молодого человека. В самый раз было задать себе наивный вопрос: «И откуда такие типы берутся?» Но Журавлев во время работы подобных вопросов самому себе не задавал. Разве что после, по дороге домой. — Я говорю, больше некому, — повторил Короткой. — Нужна веская причина для таких чрезвычайных мер. — Зачем ему свидетель, который все знает? — Все-таки одним этим трудно объяснить поведение Казалинского- Чужая душа — потемки. — Может быть, есть какие-то другие мотивы? И тут Коротков дал осечку. Он спросил: — У него? Лживые люди, привыкшие врать даже без надобности и по ничтожным поводам, когда, например, у них интересуются: «Ты вчера в кино ходил?», обычно пере-спрашивают: «Кто — я?» Чтобы дать себе время придумать ответ. Тут было нечто похожее, но в вопросе Короткова содержался еще и подтекст, который можно было прочесть и так: «У меня?» Коротков и сам сообразил, что слегка поскользнулся, но это не сбило его с толку. Так как Журавлев счел нужным промолчать, он пояснил: — Клешня — страшная личность. Никто не знает, на что он способен. — Александр Антонович был другого толка человек, не правда ли? — Небо и земля! — воскликнул Коротков. — Александр Антонович — взрослый ребенок. Позиции сторон, что называется, окончательно определились. Журавлев подкинул Короткову возможность продемонстрировать свою любовь к покойному Перфильеву. — Вы никогда не ссорились? — С ним невозможно было ссориться. И потом я намного моложе. Я уважал его. Он, правда, не разрешил Лене выйти за меня замуж до окончания института. Но в общем-то это понять можно. Он был справедливый мужик. Ну, разумеется. Все так и должно быть. Кому придет в голову после таких слов подозревать человека в убийстве потенциального тестя? Последнюю часть разговора Журавлев не стал оформлять в виде допроса. К сожалению, бумага не способна передать оттенков тона и настроения. Он вынул из чемоданчика опись драгоценностей, дал ее Короткову я сказал: — Во время аварии при вас был кисет с драгоценностями. Тут они перечислены. Это все принадлежит вам? — Не все, — внимательно прочитав опись, ответил Коротков. — Уточните, пожалуйста. — Серьги и браслеты не мои. — Чьи же? — Елены Перфильевой. Журавлев вспомнил о настоятельном совете Синельникова дознаться, зачем Коротков приезжал к дочери Перфильева в ночь после несчастья с ее отцом. — Вы навещали ее ради этого? — Да. — Принадлежащие вам ценности хранились у нее? — Да. — А к чему же было брать ее собственные? — На всякий случай. — Опасались конфискации? — Можно считать и так. — Ее драгоценности, значит, нажиты нечестным путем? — Кое-что осталось от матери. Кое-что я подарил. — А Казалинский не дарил? — И он тоже. Это Журавлев внес в протокол, попросил Короткова прочесть и подписать его, что тот и сделал. Журавлев закрыл чемоданчик, взял магнитофон и сказал: — Ну до свидания. Завтра я вас потревожу. Придется доставить вас в управление на очную ставку с Казалинским.

Маленький кабинет Журавлева был непригоден для очной ставки: в нем едва умещались стол и четыре стула. Коротков будет на каталке. Журавлев пригласил