Бернхард Шлинк - Прощание Зельба

Я встал и подошел к окну. Вон там стояла его «изетта», вон там он отдал мне кейс, там он выехал на встречную полосу и вылетел между светофором и деревом на газон. Вон там под деревом он умер. На светофоре загорелся красный свет, желтый, зеленый, снова желтый и красный. Я не мог отвести от светофора взгляд: такого цвета была смерть бывшего учителя Адольфа Шулера.

Самарин ли так его напугал, или виноват возраст и расшатанные нервы — я мог его спасти и не спас. Я перед ним в долгу. Вернуть его к жизни я не в силах, зато способен разобраться в смерти. Теперь он мой клиент.

Красный, желтый, зеленый, желтый, красный. Нет, разобраться я должен не только ради Шулера, но и ради себя самого, разобраться в своем последнем деле. Потому что это дело для меня последнее. Кроме дела, полученного только благодаря случайной встрече в горах, я вот уже несколько месяцев не получал никаких заказов. Возможно, мне еще раз поручат искать поддельные больничные листы. Но я не захочу за это браться.

Жаль, что нельзя выбирать свое последнее дело. Дело, являющееся итогом жизни, конечным результатом, дело, которое подводит черту и обобщает все, что ты успел сделать. Вместо этого последнее дело оказывается столь же случайным, как и все остальные. Вот так и бывает: решаешь одни проблемы, потом другие, и тут выясняется, что это и есть твоя жизнь.

Я выловил Филиппа в коридоре.

— Ноги моей больше там не будет. — Он кивнул в сторону палаты Нэгельсбаха.

— Ты получил заключение медэкспертизы?

— Заключение медэкспертизы?

Наконец он понял, чего я хочу, и вспомнил, что заключение у него на столе.

— Пошли!

Оба стула перед его столом были завалены бумагами и письмами, так что я сел на кушетку, как будто ожидая, когда же Филипп вытащит свой молоточек и начнет стучать мне по колену, проверяя рефлексы. Он полистал официальный отчет.

— Грудь и живот сдавлены, задеты жизненно важные органы, пробит затылок — повреждения крайне тяжелые.

— Я видел его незадолго до смерти. Он вел себя очень странно. Как будто его сильно напугали.

— Может, он был болен. Может, по ошибке принял много снотворного. Может, ему прописали несовместимые лекарства. Может, он плохо перенес какое-нибудь новое успокоительное или новые таблетки от давления. Господи, Герд, существуют тысячи причин, почему человеку может стать плохо и он попадает в аварию.

Мне как-то не верилось, что Шулер мог по ошибке принять не то лекарство или выпить слишком много снотворного. Шулер не был рассеян. Горы книг и бумаг в его доме производили впечатление хаоса, однако в этом хаосе царил образцовый порядок. Так неужели он был не в состоянии разобраться со своими таблетками?

Филипп продолжал стоять на своем:

— Мне надо кое-что сказать тебе, Герд. Ты должен…

— А если я выясню, какие таблетки он принимал? Если найду его врача, ты ему позвонишь?

— А что он может сказать?

— Не знаю. Вдруг он действительно выписал Шулеру новые таблетки, от которых тому стало плохо? Или Шулер сам купил себе таблетки, а врач скажет, что они не сочетаются с теми, которые ему были выписаны. Или же выяснится, что у Шулера была аллергия на клубнику и кто-нибудь заставил его съесть клубничину. Что у него была астма и он испугался до смерти, потому что кто-то отобрал у него бронхолитик. Если я буду знать, что именно могло его напугать, мне будет проще искать того, кто за этим стоит.

— Если выяснишь, я тебе помогу.

Он старался изобразить заинтересованность, но мысли его были явно заняты другим.

— Ты должен остановить Нэгельсбаха! Ты должен его остановить, пока не поздно. Я тебе не рассказывал, потому что не люблю говорить гоп, пока не перепрыгнул, но моя кандидатура выдвинута на пост заведующего хирургическим отделением в одной потрясающей частной клинике. И сейчас любое разбирательство может поставить на моей карьере жирный крест.

— Я думал, тебя отправляют на пенсию.

— Так бы и случилось. Но в частных клиниках на пенсионный возраст иногда закрывают глаза. С утра до вечера поливать цветочки на балконе и кататься на яхте — это не для меня. И потом, сестры… Представляешь себе, у меня появится шанс начать все с чистого листа. Работать там, где нет Фюрузан, где она не будет за мной следить, отпугивая остальных. Может быть, я только поэтому и чувствую себя старой цирковой клячей. Потому что рядом постоянно торчит Фюрузан.

— Я уже говорил с Нэгельсбахом.