Евгения Михайлова: Как свежи были розы в аду

– Я поняла. А ты ведь на самом деле талантливый человек. Насколько лучше все было бы без Марика.

– Да ладно. С Мариком прикольнее. И не нужно мне дарить под занавес не моих достоинств. Я – Валька-заначка, меня там уважали… А сейчас надо готовиться. Страшно, Ирочка, если честно. Ангелов боюсь.

Валентин позвонил Ирине и спросил, могут ли они с Мариной приехать навестить Валентину.

– Марины не нужно, – твердо сказала Ирина. – Валя не в том состоянии, она не сможет принять чужих людей.

– Я понял, – ответил Валентин и посмотрел на стоящую рядом Марину. Та кивнула и прикусила до боли губу.

Он приехал один и, паркуясь во дворе дома, увидел Ирину, идущую с продуктами от ближайшего магазина. Подошел, поздоровался, взял у нее сумки.

– Я ничего не привез. Не знал, что нужно.

– Все есть. Я взяла отпуск. Мы с мамой справляемся. Извините, пожалуйста, что я так сказала насчет Марины, но…

– Да все понятно. Я просто не подумал сам…

Ирина позвонила в дверь, открыла Анна в светлом платье, с белой косынкой на голове. Приветливо пригласила Валентина.

– Подождите, пожалуйста, здесь минуточку. Я скажу Валечке, что вы пришли.

Потом он вошел в стерильно чистую комнату, где на кровати у окна лежала Валентина. Глаза закрыты, под ними черные круги, крупные худые руки поверх одеяла в бледно-розовом пододеяльнике. Он постоял рядом.

– Ты пришел, – хрипло прошептала она. – Я вижу, просто глаза тяжело открываются.

И распахнула свои по-прежнему голубые, глубокие, яркие очи. Его сердце дрогнуло, он задохнулся от волнения и не нашел слов.

– Мне так хорошо с тобой, тезка, – сказала она и вновь прикрыла глаза.

Он нагнулся и поцеловал ее в губы. Выпрямился и встретил ее горячий взгляд.

– Вот я и подловила тебя наконец.

– Ты давно меня подловила на самом деле…

– Точно? – улыбнулась она. – И как же все теперь у вас будет? Ты один знаешь наперед…

– Мне будет тебя не хватать… А в остальном… «А месяц будет плыть и плыть, роняя весла по озерам. Россия так же будет жить, плясать и плакать у забора…»

– То есть все путем… Я рада.

Он быстро вышел, миновал гостиную, встретил в прихожей Ирину. Спросил:

– Можно мне умыться?

Она проводила его в ванную. Он плеснул холодной водой себе в лицо, взглянул в зеркало: подбородок дрожал. Он не мог смотреть в глаза собственному отражению. Наверное, раз в жизни здоровый и полноценный мужчина может ненавидеть себя. Ему казалось, что он похож на самовлюбленного тупого павлина. И сжал кулаки, чтобы не разбить зеркало, и еле сдержался, и превратился в собственный стон…

– С вами все в порядке? – услышал он голос Ирины.

– Да, я сейчас, извините… Задумался.

Валентин вышел и заговорил быстро, умоляюще:

– Скажите ей, если получится. Я не просто так остановился рядом с ней там, на улице. Я не просто так ее защищал. Меня притянуло… Сам не знаю, как объяснить. Судьба, что ли. Не зря мы тезки. Но я в это время строил свой рай… Нам с Валентиной, наверное, было бы легко его поломать… Я ни о чем не жалею, но… Райские облака дорого стоят, как я понял.

– Хорошо. Передам ей дословно. Она поймет.

Валентина ушла, как праведница, во сне. Часть страстей и несчастий мира она точно унесла с собой. Получила то, чего не ждала. Близких людей и любовь. Была ли в том справедливость или таким злым оказался ее рок, кто знает…

В ту ночь Валентин проснулся, как будто его окликнули. Какое-то время лежал, собираясь с мыслями и чувствами. Потом встал, открыл балконную дверь, с наслаждением вдохнул воздух, пахнущий осенью и дождем. Земля умывалась, плакала и ждала утра. А ему стало спокойно… Он хотел бы задержать этот безлюдный, тихий, одинокий час… Когда очередная часть жизни становится прошлым. Он вернулся к Марине, с уже привычным блаженством ощутил ее сонное тепло, и вдруг она крепко его обняла.

– Я не сплю. Я уже несколько дней хочу тебе сказать. Просто ты был такой…

– Что-то случилось?

– Девочка у нас.

– Ты поехала без меня? Почему? Что ты себе позволяешь? Может, я девочку не взял бы… – он ее ласкал, обнимал, она смеялась.

– Пусть будет Валя, ладно? – шепнула Марина. – Только не говори, что это несчастливое имя. Ты же счастлив, правда? Со мной.