Аркадий Вайнер: Часы для мистера Келли

Держа в руке «вальтер», Крот отбросил раму, и тотчас же в глаза ударил палящий сноп голубоватого света. Свет рассек дождевую штору, и в нем плясало много маленьких дымящихся радуг. Крот выстрелил навскидку в свет, что-то хлопнуло, и свет погас. Но Крот уже рванулся от окна — там хода нет!

Дверь затряслась, и он услышал злой, дрожащий от напряжения голос:

— Крот, открой дверь!

— Ах, падло, я тебе сейчас открою! — прохрипел Крот и два раза выстрелил в дверь — тра-ах! тра-ах!

Тихонов почувствовал соленый вкус на языке, и сразу же заболела губа. Черт! Прикусил от злости! Вот, сволочь! Стреляет. Но в дверь можешь стрелять до завтра — эти номера мы знаем… Стоя за брусом дверной коробки, он подсунул в щель под дверью лом.

— Евдокия Ларионовна! — закричал он. — Лягте на пол!

Крот снова метнулся к окну. И снова в лицо ударил свет, злой, безжалостный, бесконечный. Он отошел в угол комнаты. «Вот тебе Хромой и отвалил долю. Полную, с довеском. Девять граммов на довесок. Ну, рано радуетесь, псы, так меня не возьмете!»

Свет прожектора заливал комнату призрачным сиянием. Отсюда стрелять по нему нельзя. Подойти к окну — застрелят. В углу всхлипывала и хрипела старуха.

— Костюк, я тебе последний раз говорю: сдавайся!

Крот закрыл лицо ладонями. «Господи, что ж я, зверь? Загнали, загнали совсем…» Дверь заскрипела натужно, пронзительно, и Крот снова выстрелил в нее. Полетели щепки.

Пуля звякнула по лому. Тихонов почувствовал, что все его тело связано из железных тросов. Зазвенела жила на шее, и дверь с грохотом упала в комнату. Качанов прижался к стене, держа овчарку за морду. Тихонов, стоя с другой стороны, поднял руку и, набрав полную грудь воздуха, закричал: «Гаси-и!» Тотчас же погас прожектор. Качанов, наклонившись к собаке, шепнул: «Такыр, взять!» В неожиданно наступившем мраке Костюку показалось, что он ослеп, но ужас подсказал ему, где опасность, и, не разобрав даже, что это, выстрелил навстречу метнувшемуся на него серому мускулистому телу. Овчарка успела ударить его в грудь, и, падая, он выстрелил еще раз в рослую тень в дверях, но Савельев уже перепрыгнул через подоконник в комнату.

Полыхнула молния, и Савельев увидел на полу в квадрате света неловко повернутую кисть с пистолетом, и эта кисть стремительно приближалась, росла, и Савельев всю свою ненависть, все напряжение сегодняшней ночи вложил в удар ногой. Пистолет отлетел под стол. Аверин схватил Крота за голову, заворачивая нельсон. Металлическим звоном брякнули наручники…

Кто-то включил свет. Тихонов сидел на полу, зажав лицо руками. К нему подбежал Шарапов:

— Ты ранен?

— По-моему, этот гад выбил мне глаз…

Шарапов отвел его руки от лица, внимательно по: смотрел. И вдруг засмеялся:

— Ничего! Понимаешь, ничего нет! Это тебя пулей контузило немного.

Тихонов болезненно усмехнулся:

— Мне только окриветь не хватало…

Врач делал укол старухе. Суетились оперативники, понятые подписывали протокол обыска. Тихонов, закрыв ладонью глаз, перелистывал четыре сберегательные книжки на имя Порфирия Викентьевича Коржаева…

— Посмотри, что я нашел, — протянул ему Шарапов тяжелый, обернутый изоляционной лентой кастет. — В пальто его, в шкафу лежал.

Тихонов подкинул кастет на руке.

— Ничего штучка. Ею он, наверное, Коржаева и упокоил.

Савельев сказал:

— Столько нервов на такую сволоту потратили. Застрелить его надо было.

Тихонов хлопнул оперативника по плечу:

— Нельзя. Мы не закон! Закон с него за все спросит…

Крот, в наручниках, лежал на животе как мертвый. Тихонов наклонился к нему, потряс за пиджак:

— Вставай, Костюк. Належишься еще… — Дождь стал стихать. Шарапов сказал:

— Ну что, сынок, похоже, гроза кончилась…

— У нас — да.

Было три часа ночи…

…Балашов просыпается не сразу. Он открывает глаза. И сразу же раздается оглушительный треск. Небо за окном озаряется голубым светом. Из открытого окна в комнату хлещет дождь. Джага сонно сопит в кресле напротив.

«А гроза сейчас кстати. На двести километров вокруг ни души, наверное».

Толкнул ногой Джагу:

— Вставай, тетеря!

— А-а?

— В ухо на! Вставай, пошли…

На веранде Балашов накинул плащ на голову, раздраженно спросил:

— Ну, чего ты крутишься? Идем!

— Накрыться бы чем, ишь как поливает, — неуверенно сказал Джага.

— Боишься свой смокинг замочить? Ни черта тебе не будет! — и шагнул наружу, в дождь…

…Момента, когда отворилась дверь балашовской дачи, Валя не заметила. Только когда хлопнула крышка багажника тускло блестевшей в струях дождя «Волги», она увидела две серые тени с канистрами в руках. Громыхнул еще раскат, и тотчас же, как будто ставя на нем точку, с легким звоном захлопнулся багажник. Двое растворились в дверях дачи. Снова вспыхнула молния, и снова грохот…