Екатерина Лесина: Музыкальная шкатулка Анны Монс

— Осатанела просто, — теперь усмешка девицы была вполне себе искренней. — Верещала, как резаная… посуду всю перебила.

— И понеслась к маме выяснять отношения…

— Да.

— А вернулась со шкатулкой?

— Да, — Анна отбросила челку со лба. — Она — дура, но иногда… Она поняла, что крик на матушку не подействует, и решила поступить иначе. Расспрашивать ее стала. А та, еще одна идиотка, возьми и расскажи ей про шкатулку. Мол, это залог их любви и все такое…

— И Виолетта решила, что если шкатулку украсть, то и свадьба не состоится.

— Верно. Любовных романов начиталась… Я же говорю, дура! А на следующий день заявился… этот…

— И Виолетта испугалась…

…С ней никто и никогда не разговаривал… так. И если поначалу Виолетта возмутилась, то, заглянув в мертвые глаза гостя, испытала настоящий ужас. Она вдруг поняла, что взять шкатулку — это была не самая удачная идея.

Почему она не сказала правду и не вернула шкатулку?

От страха.

Отдать — это фактически сознаться в краже, а вот вернуться домой и тихонько поставить шкатулку на прежнее место… конечно, мама догадается, но догадка — это еще не уверенность.

А еще был любовник, очередной бесперспективный ухажер, случайно допущенный в квартиру. Он выставил Перевертня, но признаться при нем, что странный тип прав и Виолетта украла шкатулку, было никак невозможно. Нет, ее новый план, почти зеркальное отражение старого, был идеален.

И, возможно, у нее бы получилось…

— Вы услышали фамилию? — Да, — Анна расправила плечи и подбородок подняла. — Я… раньше Виолетта называла его «этот козел». А он представился… Я сразу поняла, что он — тот самый…

…Историю эту Анна в детстве слышала. Мама, страдая оттого, что ее драгоценная девочка растет в неполной семье, раз за разом рассказывала ей о том, что произошло с отцом Анны.

Это было похоже на сказку, грустную только.

В ней маленький мальчик оказывался не нужен собственной матери и отправлялся в детский дом, чтобы спустя многие годы вернуться…

И при виде человека, совершенно ей прежде незнакомого, в душе Анны вдруг всколыхнулась такая лютая ненависть, что девушка сама испугалась этого, чуждого ей прежде чувства. Но оно, и только оно было настоящим. Впервые за долгие годы Анна действительно поняла, ради чего она живет.

Не для матери, чья опека становилась все более навязчивой. Побег ее не спас, и теперь матушка, смирившись с отсутствием Анны, звонила ей… она требовала отчета о том, как прошел день, что Анна делала, что она ела, надевала, куда ходила и с кем, о чем разговаривала… она вновь и вновь принималась твердить, что Виолетта — неподходящая для Анны компания, изводила дочь упреками, порою ударялась в слезы.

Не для Виолетты Анна живет, всецело уверенной в том, что, взяв Анну в дом, она совершила некое благодеяние, и теперь регулярно ей о том напоминавшей. Она требовала от Анны благодарности и покорности, а еще — готовки, уборки, стирки и, естественно, помощи в учебе.

Не для Стаса, который — по непонятной причине — не позволял ей разорвать отношения с ним, но с каждым разом становился все более настойчивым, требуя, чтобы Анна ушла от Виолетты. Видите ли, он счел Анну подходящей кандидатурой на роль своей невесты! Она не заблуждалась, дело тут было не в любви: Стас на нее категорически не был способен. Дело было в характере Анны. Стас искал жену, которая будет сидеть дома и не задавать супругу лишних вопросов, обеспечивать ему уют — за небольшую сумму денег и кольцо на пальце.

Нет, все эти люди были посторонними ей. А вот Перевертень, с его снулым взглядом, — врагом. Самым настоящим, лютым.

Даже после его ухода Анна не успокоилась. Она наблюдала за Виолеттой. Та, всполошенная, металась по комнате, вновь и вновь принимая решение, чтобы тут же его изменить. Выпроводив парня, который никак не желал убираться, надеясь, что его героическое поведение будет оценено по достоинству, Виолетта все же взяла себя в руки. И та самая шкатулка была извлечена из тайника в шкафу и поставлена на стол.

— Из-за нее все… — Виолетта потрогала свою шею.

— Она и правда такая ценная?

Шкатулка не показалась Анне какой-то особенной, более того, в тот момент она и не представляла себе, что эта шкатулка и есть отцовское наследство. Оно, наследство, виделось Анне чем-то куда более значительным, золотом ли в слитках, драгоценными ли камнями, украшениями… воображение всякий раз рисовало ей новую картину, и несчастный Александр в этих видениях лишался чего-то куда более дорогого, нежели деревянная пошарпанная коробочка.