Роман Грачёв - Томка и рассвет мертвецов

Ладно, эту сову мы обязательно разъясним.

В душ ему стоило забраться до принятия внутрь горячего куриного бульона, а не после. Бурчащее внутри состояние живительной сытости нейтрализует ожидаемый эффект от воды. Впрочем, выбирать не приходится. Предложили — пошел. Как говорил тот же Шариков, «нам на это обращать внимания не надо».

Он не может заставить себя выключить воду. Она льется и льется сплошным потоком прямо на голову и стекает по щекам, плечам и покатому животу. Он поливался бы так целую вечность, ей-богу. Вода смывает не только грязь и пот — она смывает скорбь. И ощущение собственной наготы в чужом доме также действует на него бодряще. А вспомнив, как Маша стояла в дверях и смотрела на него, Изгой ощущает даже легкое возбуждение.

Он опускает взгляд вниз и обнаруживает, что даже суровое похмелье не мешает ему оставаться мужчиной.

Тьфу, дурень, выброси все это из головы!

Он выключает кран, вставляет хромированную ручку со шлангом в держатель. Прислушивается. Пока он мылся, кто-то пришел. Из кухни доносится низкий мужской голос. Вот жалость какая! Ему приятнее было оставаться наедине с Машей. Он давно заметил в себе странную особенность: общаться с женщинами намного проще, чем с мужчинами. Мужики казались ему примитивными и жестокими. И неинтересными.

Со вздохом он вылезает из ванны, укутывается в большое махровое полотенце. С улыбкой представляет, как вышел бы в коридор, обмотав его вокруг бедер, прошел бы в кухню и с удовольствием выпил горячего чая с лимоном и сахаром. А Маша сидела бы по другую сторону стола, подперев ручкой голову, и смотрела на него с нескрываемой нежностью.

Изгой закрывает глаза, делает короткий выдох. В то самое мгновение, когда фантазия рисует идиллическую картину, он остро ощущает свое одиночество. Он забылся, да. Это чужой мир, в котором он лишь транзитный гость. Чужое тепло, чужая женщина, чужое махровое полотенце. Твои здесь только трусы, мятая толстовка и джинсы.

Он вытирается, натягивает белье и одежду. Ощущение свежести моментально улетучивается.

«Вали домой, идиот! Приведи себя в порядок, переоденься, выспись. И подумай, как быть дальше. Да-да, ты все забыл, стоило тебя погладить за ушком».

Нет. Все-таки нет. Все планы полетели. Бабушка была потаскухой, царствие ей небесное, старушке.

Вечер. За окном темно, если не считать огней уличных фонарей и вывесок магазинов. Он сидит на своем прежнем месте в кухне. Третья рюмка виски возвращает его в мир грез и иллюзий. Возвращает веру в то, что проблемы рассосутся сами собой. Так было уже не раз, так случилось и сегодня. А ведь он, грешным делом, хотел сбежать из этого оазиса тепла и человеческого понимания.

В общем, он снова в нирване. За третьей рюмкой идет четвертая. И ведь как-то все само собой случилось, без всякого напряжения.

«Ночные ангелы» при свете дня показались ему такими же странными существами, но несомненно существами миролюбивыми. Явившийся днем из магазина Славка выглядел добродушным парнем, как и обещала Маша. Увидев вышедшего из ванной Изгоя, он только подмигнул ему как связанному общей тайной заговорщику и принялся выкладывать на стол покупки из двух больших пакетов. Действовал сноровисто и по-мужски хозяйственно: расставил банки с консервированием, пакеты с крупой и макаронами, в холодильник закинул молоко и кефир, палку копченой колбасы, здоровенный брусок сыра, затем в шкафчиках над столешницей разместил хозяйственные товары — туалетную бумагу, моющее средство, набор мыла и еще какую-то химическую мелочь. Изгой отметил, что Маша смотрит на него не то чтобы с восхищением… но не без симпатии.

— Как мы себя чувствуем? — поинтересовался Славка, закончив манипуляции.

— По сравнению с Бубликовым — неплохо.

Улыбка одним уголком рта подсказала Изгою, что шутку эту Славка слышал далеко не в первый раз.

— Проходи, не мнись на пороге.

Изгой вернулся на свое место за столом. Через минуту перед ним стояла вожделенная чашка чая, и даже с лимоном. Попивая чай, Изгой украдкой разглядывал Славку. Он не помнил, по какую руку от него сидел парень на остановке. Тогда, в ночной тьме и хмельном дурмане, их лица и силуэты сливались. Если бы Маша их сейчас не познакомила, Изгой едва бы его узнал. Ничто в Славке не выдавало психолога (к тому же, если память не изменяет, институт парень так и не закончил, загремев в армию). Славка, скорее, смахивал на инженера-электрика. Какой-нибудь технический белый воротничок на непыльной офисной работенке. Взгляд умный, голос приятный, речь правильная, грамотная. С таким бы Изгой с удовольствием просидел на кухне целую вечность. Говорил Славка почти без умолку и как будто ни о чем, но речь его убаюкивала. Через полчаса общения Изгой уже понимал, что именно в нем подкупало Машу. Такие ребята не могут не подкупать, не располагать к себе. Да, конечно, Ястреб тоже умел обворожить женщин, но его обаяние отличалось от обаяния Славки так же, как скрипичные концерты Вивальди отличаются от запилов «Секс Пистолз», и, к своему удивлению, Изгой не почувствовал уколов зависти или ревности. Ему и самому было хорошо.