Джеймс Паттерсон - Опасность на каждом шагу

Она действительно старуха.

И она была жестока к людям, не так ли? Особенно к женщинам. Месяц за месяцем она поддерживала в своем журнале бесчеловечный миф о неземном шике и красоте, которых якобы может добиться любая женщина. Одевала четырнадцатилетних генетических уродов в невероятно дорогие наряды и называла это нормой, а затем внушала своим читательницам, что если они не похожи на этих моделей, то недостаточно стараются и грош им цена.

Когда она выберется отсюда… если выберется… то изменится. Соберет вещи. Отправится в хороший реабилитационный центр. Умерит амбиции. Вместо империи моды учредит благотворительный фонд. Как ни безумно это звучало, но ужасное происшествие изменило ее к лучшему.

«Господи, дай мне еще один шанс. — Последний раз законодательница мод молилась, когда была маленькой девочкой. — Дай мне возможность измениться».

Выстрел, прозвучавший за дверью исповедальни, чуть не разорвал ей барабанные перепонки.

Когда звон в ушах утих, она услышала крики. Запах серы от кордита проник сквозь дверь и смешался с кислым запахом рвоты.

У нее перехватило дыхание, когда она услышала приглушенную ругань, а потом мимо двери протащили тело.

Господи, помилуй. Они убили еще кого-то!

Сердце бешено забилось в груди.

Кого же? Кого? Почему? Лора надеялась, что Юджина жива, ведь та была к ней так добра.

Их похитили не ради денег, поняла Лора, застыв от ужаса. Их прикончат по одному. Заставят расплатиться за глупость, жадность и все грехи.

Ее время подходило к концу. «Я следующая», — подумала Лора, мучаясь сухими рвотными спазмами.

К несчастью, Юджине Хамфри уже приходилось видеть покойников.

Сначала умерла бабушка, и Юджина злилась, глядя, как смерть изменила иссушенное, печальное лицо старушки. Потом, участвуя в гуманитарных программах, она часто получала фотографии кровавых бесчинств, творившихся в мире. Люди пытались привлечь внимание к своему несчастью, и Юджина делала все возможное, чтобы помочь им.

Но даже леденящие кровь фотографии изрубленных ножами крестьян в Экваториальной Африке не шли ни в какое сравнение с тем, что она только что увидела собственными глазами.

«Они просто застрелили его, — думала Юджина. — Подошли к скамье… и просто прострелили ему голову».

Почему? Как человек может поступать так с другими людьми?

Она смотрела, как бандиты тащат тело по мраморному полу. Какой ужасный звук. Как будто кровь соскребают со стекла. Два бандита тащили мертвеца за ватные руки, как будто играли в какую-то бессмысленную игру на школьном дворе.

С одной ноги свалился блестящий ботинок. Еще одна кошмарная подробность. Голова убитого болталась, открытые глаза, казалось, смотрели прямо на Юджину, в то время как его утаскивали все дальше и дальше по темной галерее за алтарем.

«Почему я? — с упреком говорил этот взгляд. — Почему я, а не ты?»

«Они только что убили моего хорошего друга», — подумала Юджина и внезапно для себя начала безудержно всхлипывать. Это происшествие, она знала, навсегда изменит ее жизнь.

Проходя через КПП, я почувствовал жесткий удар прямо в сердце: Оукли и пара спасателей бежали как сумасшедшие к ступеням собора. Это могло значить только одно, подумал я, бросаясь к ним.

Я посмотрел на часы. Какого черта? Джек сказал, что тело будет в полночь, а сейчас всего полодиннадцатого.

Я был возле машин «скорой помощи», когда полицейские принесли туда накрытое курткой тело. Вокруг него немедленно столпились медики, и я не мог разглядеть лицо жертвы на носилках. Кто это, черт возьми? Кого они убили? Почему раньше срока?

Почти сразу же медики перестали суетиться. Одна из медсестер отвернулась со слезами на глазах. Бесполезная кислородная маска выпала у нее из рук. Женщина опустилась на край тротуара, и фотографы за заграждениями и в окнах зданий, выходивших на собор, бестактно запечатлели ее скорбь.

Мое сердце остановилось, когда я увидел, кто это был, — последняя жертва убийц. Такой же шок вызвали у меня смерти Белуши, Леннона, Ривера Феникса…

На носилках вытянулся Джон Руни, киноактер и комик.

У меня по спине медленно пробежал электрический разряд.

Еще один погиб ни за что, просто ради показухи.

Я обернулся к прессе и зевакам, вытягивавшим шеи из-за баррикад, и чуть не сел на тротуар рядом с рыдающей медсестрой.

Что же делать?

Я вспомнил, как мои дети любят Руни. Может быть, прямо сейчас они смотрят «Рудольфа» — фильм, в котором он снялся всего год назад…