Елена Арсеньева - Коллекция китайской императрицы. Письмо французской королевы

– Смотри, чтобы опять не исчез.

– Здесь нет другого выхода.

– Он может позвонить охране, перед тем как уходить, они подгонят машину прямо к двери, и ты опять останешься ни с чем. Мне это надоело, Бруно! Клянусь, надоело! Сначала девка в серой шубе исчезла, теперь Диего уходит снова и снова…

– Да зачем они тебе нужны? Кого надо было убрать, мы убрали.

– Ты что, не знаешь Диего Малгастадора? Он встал мне на след, а если он кому-то встанет на след, то не сойдет с него, пока не вцепится в горло. Мне почему-то не хочется ощутить на своем горле клыки Диего Малгастадора.

– Хорошо. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Я хочу, чтобы ты вошел в зал с автоматом и перестрелял всех, кто там есть. Мне плевать, сколько народу ты положишь. Главное, чтобы среди трупов валялся Диего.

– Но… но ведь…

– Если бы ты устроил стрельбу еще вчера на остановке, у тебя не было бы сейчас никаких забот. А может быть, ты предпочитаешь, чтобы я послал еще кого-нибудь сделать за тебя эту работу? Нет проблем, нет проблем… Только знай: среди трупов будет лежать не только Диего Малгастадор, но и Бруно Матти. Тебе знаком человек с таким именем и такой фамилией?

– Я… Да, знаком. Потому что Бруно Матти – это я. Хорошо. Я… иду. Я беру автомат и иду! Нет. Минуточку…

– Что еще?!

– Тут вышел какой-то низенький, пусть он отойдет подальше, чтобы меня никто не видел. Так, а что это он делает?! Стоп! А это кто?! Не верю глазам! Вот повезло! Это она! Она!!! Теперь я их всех… сейчас…

«Коли тот человек этим пролазом воспользовался, воспользуюсь и я. Стало быть, именно этой дорогой Жюль и пытался тайно уйти. Ну да, все ясно, чего они береглись… кровища еще не вся в землю ушла. Как это я угадал… Прирезали Жюля здесь, далеко нести не стали. Перекинули через забор – дураки, мол, русские не допетрят, что на самом деле приключилось. Ан нет, один такой сыскался, допетрил. А что толку-то? Ну что мне в этой угаданной догадке? А то, что… Ну что? Да то, что Жюль узнал нечто очень опасное. Может статься, он нам нес не токмо брульоны Сегюровы, а кое-что другое. О чем? О ком? Не о том ли черном, аки ворон или черт, про коего говорил Ванятка? В чем его опасность? Только лишь для нас она, для России, для матушки-императрицы или для самого Сегюра тоже? Может статься… Но тогда и его упредить надо. А как? Не заявишься же к господину послу короля французского запросто, как я к Алексею Алексееичу вваливаюсь, не ляпнешь: так, мол, и так, ваше сиятельство… А как же быть? Вдруг и ему грозит смертельная опасность? А то записку подкинуть безымянную? Или все же Алексея Алексеевича подговорить? Может, с кем из министров побеседует, чтоб остерегли посланника? Да как бы не навредить, дипломатия – дело тонкое, пальчиками надо, самыми кончиками, на цыпочках надо, а не всей пятерней или топая обеими ногами… Лучше пойду я. Что хотел – увидал. Что надо – узнал. Чу! Идет кто-то!

Эх, листвы мало, не спрятаться… ну, Бог не выдаст, свинья не съест, пронеси, Господи, прижмусь к землице потесней. А земля уже тепла, по деревням небось картошку вовсю сажают, да и тутошние огородники тоже… Скоро Агафьюшка ворчать начнет, что у нас огород не копан, а когда ж мне… Так, вроде шаги мимо прошуршали. Можно голову поднять. Вижу его! Человек или птица черная промелькнула? Вон он, к дому посольскому идет. Ну куда ты, куда, Петр Григорьев? Зачем за ним крадешься? Вот обернется он – куда кинешься? Где спасения искать станешь? В каждом шаге его – опасность. Так вот, крадучись, но стремительно, Лихо-Горе ходит.

Не обернулся. Стал под окошком. Свистнул. Может, это ухажер к девке горничной посольской припожаловал, а я невесть чего мню по своему обыкновению? Ан нет, не девка в окошко высунулась, а сам господин посланник. Да мрачен каков! Словно смерть свою увидал…»

Диего даже не взглянул на Алёну, да и она мгновенно отвела глаза, но много ли времени нужно, чтобы понять: попалась! Она попалась, Диего ее настиг.

Как, каким образом? В случайности она не верила. Диего ее вычислил, выследил, и не так уж трудно догадаться, как. И угораздило же ее во всем Париже попасться на зубок именно полицейскому-тангеро! Может быть, он один-единственный из всех парижских полисье [69]танцует танго, и вот ведь… вот ведь…

Карлос, видите ли! Карлос! Ну прямо как Гардель! Как Ди Сарли! Как Лафуенте! Как Акунья! Как Родригес! Хотя нет, тот Родригес, который «Кумпарситу» написал, он не Карлос, а Матос [70]. А агент Малгастадор не Карлос, а Диего!