Серж Фабр - Два полицейских. Дело о надувном матрасе

Одна полка с книгами, в этом кабинете, все же, была. На ней стояли да путеводителя по Франции, еще два – по Лазурному Берегу. То есть, стояли-то они раньше. А сейчас – валялись на полу, под полкой. Два путеводителя были на русском, а два – на французском. Еще одна книга (на французском) – что-то вроде самоучителя по подводному плаванию, Еще несколько однотипных томиков – какая-то русская энциклопедия, с военной тематикой, как мне показалось – лежали на полу в художественном беспорядке.

Почти все книги были раскрыты. Такое впечатление, что кто-то искал листы бумаги или документы, которые могли быть спрятаны между страниц.

Еще в этом кабинете были три кресла (одно – у стола), небольшой диван, журнальный столик. И музыкальный центр с огромными колонками. Если такую колонку выставить в окно, то не то что соседей – половину Капдая разбудишь. А если в сторону моря направить – так яхты парусами смогут звук ловить. Рядом, на отдельном столике, лежали несколько компакт дисков. Все коробки – раскрыты. Часть дисков – на полу.

Ирина сказала, что отец очень часто, приехав поздно вечером, или даже ночью, уходил к себе в кабинет и слушал любимую музыку из России.

– Русский шансон, – добавила она.

– Lyups?

– Nutipatogo, – произнесла она по-русски. И, увидев, что этого слова я не понимаю, перевела, – Из той же категории. Чаще – «Lyube».

Это слово, как мне показалось, я понял. Это что-то вроде «l’amour» Но оказалось, что нет, ближе к «la guerre». Совсем у меня с русским плохо.

Я спросил ее, мешала ли ей музыка, звучащая здесь. Она ответила, что ее спальня находится в основном доме, и ее отделяет от башни несколько помещений, так что слышно ничего не было. Я на всякий случай уточнил, не слышала ли она чего-то этой ночью, но ответ был ясен заранее. Ирина сказала, что – нет, не слышала. Она долго не могла заснуть и приняла таблетку отцовского снотворного, которое тот привез из России. Поэтому спала «kakubitaya» («как труп») и ничего не слышала. Утром проснулась очень поздно, увидела разбитое окно на первом этаже, со стороны сада и сразу позвонила в жандармерию.

Я спросил, почему не мне? Я же оставил ей свою карточку. Она ответила, что она «rasteryasha» и не помнит, куда положила мою карточку. А номер жандармерии отец забил в ее мобильный телефон, как только она к нему переехала. На всякий случай.

А потом она проводила меня в спальню Владимира. Она в той же башне, но этажом ниже. Там тоже был разгром: выдвинуты все ящики шкафов, одежда валялась на полу. Но мне, почему-то, показалось, что здесь или искали невнимательно, или все перевернули для виду. Не похоже было на настоящий обыск с точными и размеренными действиями по поиску чего-то того, что может быть спрятано. Не могу сейчас чем-то подтвердить это мое впечатление, но оно было именно таким.

На первом этаже башни, по словам, Ирины, незваные гости ничего не тронули. Там биллиард и бар, «для друзей», как говорил Владимир. Только Ирина никаких друзей, кроме Виктора, последний год на вилле не видела.

Я задал вопрос о ценностях, хранящихся дома. Ирина, произнесла механически, как будто отвечала на экзамене, что есть шкатулка с драгоценностями Жанны – в ее, Жанны, спальне. Это в главном здании. А сама Ирина драгоценностей почти не носит. А те, что дарил ей отец в разное время лежали не здесь, а в ее квартире, в Ницце.

Я попрощался с ней, потом с Киленом и поехал сюда, в Ниццу. Похоже осмотр дома и беседа ничего нового, для понимания цепочки смертей обитателей вилы Палома, не дали. Но хоть мадам Ронсо не умерла. А ведь она тоже жила на вилле и на нее тоже напали. Может быть, разговор с ее дочерью что-нибудь прояснит?

(Nota bene. Уточнить в словаре выражения «kakubitaya» и «rasteryasha». А заодно и «lube»)

17.09. Аэропорт Ниццы. Зал ожидания.

Никакой ясности беседа с дочерью мадам Ронсо не внесла. Маленькая сухонькая женщина, в возрасте около сорока лет, сразу вывалила на меня мешок слов, из которых я понял лишь, что она сильно переживает за мать. И попросил все рассказать по порядку, а, главное, на два порядка медленнее. Мы сидели на скамье в приемном покое. Она подсела ближе (хотя мне казалось до этого, что она и так собирается вытеснить меня со скамейки), и начала все заново.

Оказывается, даже не она сама обнаружила мать в луже крови, а ее муж, вернувшийся домой после ночной смены, вчера, в девятом часу. А она в пятницу повезла детей к родителям мужа, на выходные и думала там остаться до вечера воскресенья. А тут муж позвонил, говорит, мать упала, поранила голову. Он вызвал скорую, те сказали, вряд ли она сама упала, скорее всего, кто-то напал. Она вернулась домой, видит в доме разгром, какое-там «сама». Видимо ночью в дом забрались воры, а мать их услышала, встала с кровати, тут ее и ударили. И она всю ночь пролежала с разбитой головой. И когда она это сообразила, то решила позвонить в полицию. И позвонила мне.