Игорь Зарубин - Любовь и золото

— Ур-ра-а! — опять заорали матросы.

— Вот и отлично. — Дрейк кивнул головой. — Тогда хочу предупредить сразу — пьянства на корабле не потерплю. Вахты буду проверять сам, ежедневно и еженощно. Работать придется до седьмого пота. Мы пойдем в Полинезию и там, на одном из островов, до поры припрячем наши денежки. Будем идти вдали от караванных путей. Сейчас каждый корабль, будь то даже англичане, представляет для нас большую угрозу. Больше мне вам нечего сказать, вы все сами понимаете. Разойдитесь по своим местам.

Матросы бросились врассыпную, а адмирал подошел к борту и долго стоял там, пристально вглядываясь в морскую гладь, которая раскинулась на много миль вокруг.

Дрейк давно привык к этому пейзажу, полюбил его и видел в этой безжизненной водной пустыне гораздо больше, чем простой человек в самом живописном сельском ландшафте…

Никита Назаров проснулся с дикой головной болью.

Кошмарный сон, где он стоял на краю вулкана, готового вот-вот начать извергаться, стоял у него перед глазами.

Подняв голову и оглядевшись, он увидел, что находится в своей комнате, и несколько успокоился. Но только на минуту. Потому что через минуту увидел стоящий рядом с его ботинками небольшой докторский саквояж.

«Господи, уж лучше б я остался на краю вулкана», — в отчаянии подумал Никита и закрыл глаза. Затем, сосчитав до десяти, снова приподнял веки. Саквояж стоял на месте.

Много бы дал сейчас Никита, чтобы он исчез, растворился, оказался, подобно огнедышащему вулкану, всего лишь сном…

Саквояж по-прежнему стоял рядом с его ботинками. Никита сел на кровати, надел домашние туфли и нехотя поднялся. Пробило семь раз. За окном только-только занимался рассвет. Никита подошел к умывальнику, побрызгал на лицо холодной водой. Это приободрило его, хотя головная боль ничуть не унялась.

Вчера этот саквояж всучил ему на конспиративной квартире Зяма Синявский. После того, как он объяснил существо дела, Никита решительно отказался. Однако, не был бы его собеседник Зямой Синявским, если бы не умел уламывать людей. Уговорами, лестью, посулами, прозрачными намеками на то, что, если станет известно о его участии в социалистическом кружке, дело может дойти и до исключения из института. В конце концов он добился того, что Никита, скрепя сердце, согласился. В результате чего в его комнате появился коричневый докторский саквояж.

В дверь тихонько постучали.

— Да, — ответил Никита и сам не узнал своего голоса.

Дверь приоткрылась всего на чуть-чуть, и показалась тонкая белая ручка.

— Вы уже встали?

— Да, я встал, Катенька… Я сейчас выйду…

— А можно мне… войти?

— Войти? — Никита даже не поверил своим ушам. Девица, дворянка, дочь известного ученого да просто добродетельная и целомудренная особа женского пола спрашивала, может ли она войти в комнату холостого мужчины, пусть даже этот мужчина — ее жених. Это было невероятно.

— Вы хотите войти? — переспросил Никита на всякий случай.

Катя не ответила, она прошмыгнула в едва приоткрытую дверь и прислонилась к ней спиной, взволнованно дыша и запрокинув лицо с закрытыми глазами.

— Катенька, но это… — начал было Никита.

— Молчите, — еле слышно оборвала она его. — Лучше подите сюда.

На негнущихся ногах Никита сделал два шага вперед и остановился.

— Вы… вы любите меня? — порывистым шепотом спросила Катя.

У Никиты сжалось горло. Он уже много раз говорил ей об этом. Но сейчас вопрос ее таил в себе какие-то новые, совершенно неизведанные последствия. Манящая бездна разверзлась перед юношей.

— Да, Катенька, да, я вас люблю! — воскликнул он.

— Тогда поцелуйте меня, — сказала девушка и открыла глаза.

Сколько было в этом беззащитном и доверчивом взгляде любви и нежности!

Никита склонился к лицу своей любимой и прикоснулся сухими губами к ее щеке.

Катя обхватила его голову ладонями, повернула ее, и губы их встретились.

— О, Катенька!.. — выдохнул Никита. — Любимая…

— Молчите, молчите… Лучше целуйте меня… Я сегодня видела ужасный сон — я стояла на краю обрыва или огненной ямы… Мне было так страшно… У меня какие-то девичьи дурные предчувствия…

— Что вы, милая моя, ненаглядная!

— Я так боюсь, что что-нибудь случится и я не стану вашей женой… А я люблю вас. И я хочу быть вашей. Слышите, Никита, я хочу быть вашей…

Никита порывисто обнял ее, она доверчиво прижалась к нему молодым трепещущим телом. Их поцелуи слились в один — бесконечный, горячий, безудержный…