Стоя за воротами, она слушала давно.
— Говоришь, я сумасшедшая? — подойдя ближе, спросила звенящим шепотом. — Помощь мне нужна?! — И с размаху влепила пощечину. — Это тебе помощь нужна. Патологоанатома, сучка! Я нормальнее вас всех вместе взятых! Я, я делаю и создаю, а вы только разрушаете! Путаетесь под ногами и мешаете жить! А во мне нет лени, нет страха, и потому вы меня боитесь! Боитесь, потому что я лучше и умнее. Кто не дотронулся до смерти, тот не поймет жизни! А я ее трогаю… я понимаю, вам — не дано… это приходит свыше.
Батюшки святы, да она целую философскую базу под свое сумасшествие подвела! Дай ей волю, свою религию создаст — «Дом Неведающих Страха», например.
— Куда ворона летит, туда и глядит, — прозвучал внезапно голос. Текст вклинился между возвышенными репликами, Рената поперхнулась восклицательным знаком и обернулась на голос.
Пьяный Феденька, пыльным полотнищем висел на перилах и очень радовался, что поддержал разговор. Кажется, он не совсем понимал по какому поводу дискуссия, но догадался, что пословицу ввернул правильно, в тему, — лицо Ренаты просто перекосило от бешенства.
— Ты… ты… я ворона?!?!
Пожалуй, если бы не крепкие предусмотрительно-родственные объятия Шуры, под яблонькой меня закопали б в компании. С Федей.
Брызгая слюной и гадко ругаясь, Рената пыталась достать револьвер и засадить в алканавта одну, другую из четырех «маслин».
— Все, все, все!!! — наконец, проорала она. — Отпусти.
Одергивая одежду, угомонившаяся безумица прекратила идеологические баталии и достала из-за брючного ремня пистолет.
— Принеси мне сырую картофелину побольше, — приказала Александру.
— Зачем? — удивился тот.
— Вместо глушителя пойдет, дурья башка! — рыкнула зло. — Бабки ваши телевизоры повыключали, сейчас выстрел будет уже слышен. И быстро давай! Мне возвращаться надо…
Рассусоливать и тратить время на разговоры, Рената больше не собиралась. Она отвернулась от Саши, подошла ко мне, но, не услышав сзади шагов, развернулась:
— Ну? Что застыл? Иди.
— Рената… может быть, не надо?
— Чего это не надо? — спокойно поинтересовалась девушка.
— Убивать. Больше.
— Ты болван, Шура, — невозмутимо заявила генеральская внучка. — Иди, делай, что говорят. А впрочем…
Она подошла к коробке на верстаке и демонстративно придирчиво выбрала длинный кусок фланелевой тряпки. Показательно аккуратно сложила его раз триста и, отставив руку, полюбовалась работой:
— Звук заглушит. Подушка же заглушила… — пробормотала и направила сооружение из пистолета и фланели на меня.
Умолять, — говорили ее глаза, — бесполезно. Я свои зажмурила и дождалась в темноте пока прозвучал первый выстрел. Выстрелы звучали еще дважды, но как-то с пола, не у моего лица.
Я ждала боли, но ее не было. Горячая кровь не заливала грудь, я открыла глаза и увидела Ренату и Александра, катающихся по полу. Кровь испачкала обоих, Саша прижимал к себе девушку, называвшую себя его сестрой, и с каждой минутой терял силы.
Вот рука Ренаты высвободилась из объятий, направилась в мою сторону…
Последнее четкое видение: в измазанном ярко алой кровью кулаке зажат черный пистолет. Дуло прыгает из стороны в сторону, Рената бережет последнюю пулю и старается бить прицельно. Но мешает умирающий «брат». Отпихнув его коленом в живот, она приподнимется…
И в этот момент крепкий мужской ботинок четко врезается в спайку из кулака и пистолета. Пистолет стреляет в потолок и я наконец мудро проваливаюсь в беспамятство…
Эпилог.
В течение двух дней мне был предписан строжайший постельный режим. Мамой. Я валялась дома в своей постели, пила чай с малиновым вареньем и принимала лекарства, букеты и соболезнования.
На третий день, когда синяки от ударов пистолета по лицу начали цвети приятным зелено-лимоновым колером — до того они являли собой одномастное фиолетовое пятно, — мама вняла моим просьбам и запустила в дом Туполева. С Антоном. Антон нес цветы и корзину с фруктами, месье олигарх нес хмурое лицо и до невозможности мятый костюм. На себе, разумеется.
Увидев этот костюм, я растрогалась до слез. Туполев верен старым привычкам — смокинг, бабочка и лаковые ботинки — для чужих. Своим-близким — пузырящиеся брюки и «родной, домашний олигарх» без выкрутасов.
Антон расставил по местам букет и корзину, Назар Савельевич уселся в кресло, я приосанилась в подушках:
— Как себя чувствуешь? — спросил главный гость.
Читать дальше