Максимчук потряс головой, чтобы отогнать наваждение.
— Нет, Умар, нет и нет. Не верю. Не хочу верить. Этого не может быть!
— Я тоже не хочу верить. Но вот что хочу сказать. Знаешь, Саша, если война все-таки начнется… А она может начаться только в том случае, если те, кто отдаст приказ, будут уверены, что она окажется коротенькой и победоносной, без больших жертв… Так вот, если она начнется, то не получится короткой и победоносной. Дудаева вооружили прекрасно. Кто это сделал — разбирайтесь там, в Москве, сами. У него есть все, вплоть до авиации и танков. А главное — подготовленная армия, которая будет защищать свою землю. Понимаешь? Не где-то воевать за некие идеологические идеалы, а с оружием защищать землю своих предков. Более того, когда ваша армия начнет стрелять и бомбить — а других методов войны пока не изобрели, — простые люди начнут обороняться. У нас оружия на руках много. И чем сильнее будут стрелять одни, тем ожесточеннее станут отвечать другие. Образуется замкнутый круг. Вот и скажи мне: а что должен буду делать я? Душой-то я за единство страны, за Чечню в составе России. Но ведь это не значит, что мне будет безразлично, когда на землю моих предков станут падать бомбы. Сейчас я не могу тебе сказать, как стану действовать, если вот по этой улице пойдут танки с символикой российской армии. Да и не только российской — любой другой символикой любой другой страны… А ведь они не просто пройдут, они будут все крушить, стрелять, рушить… Нет, я не знаю, как поступлю лично я, если сюда придут люди с оружием. Я понимаю, что за рычагами танков будут сидеть обыкновенные мальчишки, которые не виноваты в том, что их куда-то посылают воевать. Но и я, и мои соседи, и мои дети тоже не виноваты в том, что в нашей республике к власти пришли преступники… А если начнется война, ее жертвами станут в первую очередь простые люди, мирные жители… Ладно, я уже сложившийся человек. Но другой, третий… пятидесятый… Сопротивление будет шириться. Но не это самое страшное.
— А что же самое страшное? Партизанская война? Гражданская война?..
— Нет, не так. Гражданская война у нас и так уже идет… Самое страшное состоит в том, что все это будет происходить на глазах у наших детей, у которых навсегда сформируется образ русского солдата с автоматом и на броне танка.
Александр поднялся с места, взял бутылку коньяка, плеснул понемножку в рюмки.
— Давай, Умар, чтобы твои опасения — тьфу! тьфу! тьфу! — не оправдались. За дружбу народов. За то, чтобы нас никто никогда не поссорил!
Умар рюмку взял, задумчиво уставился на нее. Проговорил негромко:
— А мог ли ты предположить, что у России на границе с Украиной будут стоять пограничники и таможенники? не с нами, мусульманами, а между вами, родными братьями?.. Так-то вот. Весь народ Советского Союза желал бы объединиться снова, кроме разве прибалтов да «западеньцев» украинских. Проведи сейчас опять референдум — снова восемьдесят процентов населения будет за Союз… А политики не желают. Потому что не желают поступиться хотя бы капелькой власти. И боюсь я, что еще не раз стравят они нас между собой.
— Типун тебе на язык! Давай все же за дружбу!
— Давай!.. — Умар тоже поднял рюмку. И произнес негромко: — Дерхаб!
Александр не понял. Вопросительно взглянул на Умара. Тот охотно пояснил:
— Есть в Дагестане такой тост. Дерхаб. Он означает примерно следующее. Пусть у всех присутствующих будет много радости и не будет поводов для печали. Пусть у всех будет много детей и пусть все они будут здоровы. Пусть в ваших очагах всегда горит огонь, а в котлах варится вкусная еда. Пусть плодится ваш скот и на него не будет никакой напасти. Пусть уродится хороший урожай и не съест его саранча… И пусть над всеми будет чистое небо…
Этот тост можно раскрывать бесконечно. Коротко же говоря, дерхаб!
— Дерхаб! — поддержал Максимчук.
Грозный. Улица Грибоедова.
14.30
Разговаривали по-чеченски. Неторопливо шли, прогуливаясь, по направлению к центру города.
— Я нашел его, Умар.
— Где?
— Его держат у себя парни Седого.
— Кто такой Седой?
Собеседник взглянул удивленно:
— Ты забыл Седого?
— Ну так напомни, — чуть раздраженно бросил Умар. — Что ж, я всех помнить должен?
Собеседник слегка стушевался:
— Да ладно тебе, Умар. Помнишь, когда в Нагорном Карабахе события были, он у нас объявился…
— Все! Вспомнил.
— Так вот. Твой еврейчик сейчас у его ребят.
— Ясно… Мы можем на Седого воздействовать? Надавить на любимый мозоль? На чем-то прищучить?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу