Андрей Негривода - Танго теней

— Я хочу, чтобы ты узнал, кто он этот парень… Сам-то он про себя ничего не помнит, но… Ваши-то, да и какие-то другие, «левые», к нему почему-то прицепились? И если твои коллеги действуют интеллигентно, то вторая команда — это просто бандиты!

— Послушай, Анатолий Иваныч… — Тесленко пристально посмотрел в глаза Деда. — Узнать-то я, наверняка, узнаю! Но… А если это какая-то спецоперация? Ты же понимаешь, Дед, что я не смогу тебе все рассказать…

Ананьев посмотрел куда-то вдоль бульвара, на снующих туда-сюда людей, на детишек, игравших мячом, и проговорил задумчиво:

— Ты хотя бы попробуй, Николай… А вдруг не все так секретно, как может казаться…

В голове полковника к тому времени, видимо, уже созрел какой-то план, потому что он встал, и куда-то заторопился:

— Хорошо, Анатолий Иваныч… Я сделаю все, что смогу… Будь на связи! — Он опять взглянул на часы и проговорил. — Прости, Дед… Служба! Надо бежать…

Ананьев тоже поднялся, пожал руку Тесленко, и проговорил, улыбнувшись грустно:

— Всегда ты торопился, старлей!.. Всегда тебе на месте не сиделось!.. Вечно искал себе приключения на свою…

— Так ведь жизнь такая, Дед! — Улыбнулся полковник. — Приходится постоянно торопиться, чтобы никто не обогнал!..

Он широким шагом, с видом опаздывающего куда-то человека зашагал по бульвару, а Ананьев посмотрел ему вслед, и тихо проговорил:

— Не изменился ты, старлей, хоть уже и полковничьи погоны носишь… Как был «гэбэшником», так им и остался…

И пошел неторопясь в другую сторону…

12 июня 2008 г.

Москва… Детская клиника онкозаболеваний…

Ради жизни…

…Сегодня был день посещений больных, и Анатолий Иванович Ананьев пришел навестить свою внучку…

Каждый раз, когда он приходил сюда, старому прожженному вояке казалось, что уже уходя, он оставлял в этом скорбном месте кусочек своего сердца…

Дело было даже не в том, что здесь находилась его внучка, и на спасение ее жизни надежда таяла ото дня ко дню…

Просто он видел не только свою умирающую Дашеньку, которой бы еще жить и жить, но и других, таких же невинных и несчастных детей…

И он был готов поменяться местами с любым из этих детишек, только бы спасти, хотя бы одну человеческую жизнь…

А потом, когда Дед приходил домой после таких посещений, он садился в глухом одиночестве в своей маленькой кухоньке, открывал бутылку водки, и выпивал ее без закуси…

И алкоголь не брал старого вояку…

Водка шла в его горло, словно в сухую землю…

Но боль… Боль в душе становилась не жгуче-острой, а тупой, ноющей и становилось хоть немного легче, и рассасывался ком в горле, не дававший дышать…

И было уже не так тяжело осознавать, что ничего для своей единственной внучки отставной боевой пловец сделать не может…

В такие дни, он уходил из этой больницы не сразу.

Обычно отставной «кап-три» садился на скамеечку в больничном парке, и сидел так по несколько часов, думая свои тяжкие думы… …Вот и сегодня все повторилось…

Ананьев просидел в парке почти до самого вечера, и уже собирался было уходить, чтобы опять в тишине своей московской «берлоги» проглотить пол-литра водки, когда…

— Вы позволите?

Не глядя на подошедшего, Ананьев подвинулся к краю скамейки, и проговорил угрюмо:

— Пожалуйста…

Из состояния прострации его вывел неожиданный вопрос:

— Ну что, Анатолий Иванович? Совсем плохо с Дашенькой?

Словно током ударило старого бопла — реакция была мгновенной!..

Он резко обернулся к говорившему, и, это было видно, уже был готов дать в морду тому, кто посмел так бесцеремонно влезть в святая святых его души. Ананьев хотел уже, было сказать что-то грубое в ответ, но…

Он вдруг понял, кто сидит рядом…

— А-а… Это ты, гнида… — «Кап-три» отстранился от своего незваного собеседника, словно это был не человек, а что-то мерзкое, типа слизняка. — Шел бы ты отсюда, подполковник, по своим паскудным делам, а? Мне с тобой одним воздухом дышать противно!

— А ты подыши, водолаз… Может, и надышишь чего!..

— Да пошел ты, подполковник… К нехорошей маме! — Ананьев резко встал, и плюнул под ноги собеседнику. — И без тебя настроение было поганое, а теперь и вовсе говно!

Он уже сделал пару-тройку шагов по аллее, когда услышал слова, брошенные ему в спину:

— Уже не подполковник, а генерал-майор… Время идет, Анатолий Иванович, а возможности Конторы как были огромными, так и остались… И внучку твою единственную, Ананьев, с помощью все той же, так тобой нелюбимой Конторы, можно вылечить!..