Герда Грау: Атропин

В каждом отсеке Аайи был свой собственный Хэллоуин, и отмечался он по скользящему графику в строгом соответствии с планом проведения техобслуживания соларов, когда на целых трое суток отключалось одно из звеньев центральной осветительно-отопительной шины — то есть, в самое темное и холодное время года. Улицы накрывала темень, космический холод пробирался сквозь обшивку внутрь станции, и из системы кондиционирования валил замерзший конденсат. Люди по возможности переезжали на это время в другие отсеки, а те, кто не мог покинуть насиженное место из-за работы или учебы, старались отсидеться дома, кутаясь в пледы и балахоны, или греясь на зажигательных вечеринках.

— Покупайте маски, надевайте костюмы, сегодня самая долгая ночь в году! — проорал прокатившийся мимо рекламный дроид в виде колдуна в островерхой шапке. — Берегите тепло живых, бойтесь холода мертвых!

На плече дроида наперегонки подпрыгивали черные с оранжевыми огнями тыквенные головы, насаженные на колья. У одной из голов были кривые зубы, у другой косые глаза, выглядело это отталкивающе уродливо.

— Сладость или гадость! — проорала голова. — Угощение или жизнь!

И то, и другое, на взгляд Уоррена, было полнейшим бредом. Цены на такси в такие дни безбожно взлетали, и поэтому он позволил себе (совсем немного, минут пять) полюбоваться пустыми улицами с редкими прохожими, мелькавшими в свете резервных фонарей, и россыпью золотых конфетти на тротуаре. Ощущать превосходство было приятно — он сидит в тепле, и меховой плащ у него в ногах исключительно для маскировки.

Следующим шагом была встреча с училищем. На сто процентов он не был уверен, что контроль над эмоциями сохранится при виде знакомых стен, потому постарался этот момент немного оттянуть, но не настолько, чтобы на посторонний взгляд это можно было счесть трусостью. Скажем, минуты две будет вполне достаточно. Он сделал несколько глубоких вдохов, сосчитал до пятидесяти и снова дал такси команду двигаться, решив для начала объехать училище по кругу, чтобы вспомнить расположение зданий.

Забор, ограждавший училище, был высоким, но прозрачным. Уоррен с интересом прислушался к своим ощущениям, какие чувства вызывает у него этот вид? Понял, что уже никаких особенных. Ожидание — может быть, но не более того. Он хорошо поработал над собой за это время.

Генераторы силовых полей, создающие рабочий периметр, выглядели как колонны, перемежавшиеся с витыми решетчатыми секциями. Заиндевевшие решетки казались белоснежным кружевом (обманчивое впечатление, металл был под напряжением даже в ночь Хэллоуина), учебные корпуса тоже успели охладиться до изменения цвета стен и посверкивали кристаллами льда, синеватыми в газовом свете.

Те редкие курсанты, кого он мог разглядеть сквозь решетку, передвигались между зданиями бегом, и знакомы они ему или нет, выяснить не представлялось возможным. Уоррену пришло в голову, что было бы неплохо встретить кого-нибудь из бывших однокашников, чтобы проверить свою маскировку. Такси продолжало медленно ползти вокруг училища, а он называл ангары и подсобные помещения. Перед глазами стояла пластиковая план-схема, висевшая когда-то в холле их казармы, он детально вспомнил ее, вплоть до обозначений уличных сортиров и направления аварийных выходов, от временных пакгаузов до контрольно-пропускных пунктов, и в который раз он убедился, что не способен ничего забыть. Иногда это доставляло неудобства, но с этим он уже научился жить.

За очередным поворотом такси притормозило, чтобы переждать сигнал регулирующего светофора. Улица была пуста, и Уоррен машинально скользнул взглядом по ближайшему зданию — вещевые склады не представляли никакого интереса, они обслуживались дроидами и…

Дроидами?

Он ударил кулаком по кнопке блокировки движения, привалился лбом к стеклу, благодаря зимнего бога за идею сегодняшних линз (очки испортили бы костюм), и жадно вгляделся в фигуру на пороге ангара. Не узнать Эндрюса было трудно, тот нисколько не изменился за два года, не подрос ни на сантиметр, разве что раздался в плечах. Он курил, сидя в майке на пороге склада, безрадостно ероша неизменно торчащие белесые лохмы, на одной руке красовалась пижонская татуировка, набитая в начале третьего курса, а на другой мигал браслет арестанта. Объяснение его пребыванию на этих задворках могло быть только одно — драгоценный любимчик умудрился-таки отхватить взыскание от Лаудера. Интересно, за что?