Надежда Остроменцкая: Приключения мальчика с собакой

Церулей, зевая, потянулся.

– Ложись, Гликон! Уснем до прихода лазутчиков. Они разбудят нас, когда вернутся.

Закутавшись в плащи, оба пирата мирно улеглись рядом. Гликон сейчас же захрапел. Но Церулей, видно, не доверял его сну: он тихо поднялся и, осторожно ступая через тела спящих, отошел в сторону. Как только он растянулся среди матросов, Гликон перестал храпеть.

Клеон опустился на палубу и задремал, прижавшись к теплому боку Льва.

– Эй, бросай причал! Мы ведем с собой гостя!

Клеон открыл глаза.

На палубе столпились матросы. Двое с факелами в руках, стоя на носу миопароны, старались осветить берег, но тьма от этого не рассеивалась. Зато хорошо была видна фигура огромного пирата, прикреплявшего причал над головой Медузы. Под, палубой скрипели вороты, на которые накручивались якорные канаты.

– Готово! – крикнули снизу.

– Впереди камни, – сказал кормчий. – Ниже факелы!

Матросы перегнулись через борт и опустили факелы. Отражения огня заскользили в воде, как две багровые змеи. Над бортами поднялись тени весел. Плеснула волна… Миопарона медленно повернулась и поплыла. Из тьмы навстречу ей двинулась черная громада скал.

– Темно, как в эребе, [23]– пробормотал Гликон, всматриваясь в воду. – Того и гляди, напоремся на эти камни, клянусь богами!

Клеон приподнялся и, обняв Льва за шею, во все глаза глядел на приближающийся берег. Как легко было бы сейчас убежать! Но где спрятаться? Где в незнакомых местах укрыться от преследований страшного Церулея, если тот вздумает искать его?

– Бросай причал! – приказал кормчий великану, стоявшему между факельщиками.

Тот поднял с палубы круг каната, конец которого укрепил раньше, и, взмахнув над головой, швырнул его на берег. Слышно было, как канат упал на камни.

– Цепляй за выступ! послышалось с берега. – Тяни!

Кормчий приказал убрать весла. Некоторое время миопарона продолжала двигаться, притягиваемая канатом.

– Стой! – крикнул кормчий. – Дальше нельзя!

Снова послышался скрип воротов, и якори бухнулись в воду.

– Эй, Калликл!.. Приск!.. Привяжите этого малого к веревке. Мы его подтянем. Бросай еще веревку! – приказал Церулей великану.

С берега раздался возмущенный крик:

– Чтобы меня тянули на веревке, словно выловленного удочкой карпа?… Не бывать этому никогда! Пусть проклятые ночные воры развяжут мои руки, а связанные ноги не помешают мне проплыть какие-нибудь две децимпеды. [24]

– Сделайте, как он говорит, – приказал Церулей.

Через минуту матросы увидели в воде голову пленника.

Как только его втянули на палубу, он разразился бранью:

– Ослы! Помесь лягушки с ехидной!.. Пусть до самой смерти не есть мне хлеба вволю, если я не расправлюсь с вами, как только развяжут мне ноги…

– Молчать! – бешено заорал на него Церулей и напустился на лазутчиков: – Вам было приказано разведать, где отец нашей пленницы и как к нему пробраться. Чего ради приволокли вы сюда этого оборванца?

– Оборванца! – завопил пленник. – Да ведь это твои коршуны меня общипали!.. Ты должен заплатить мне за тунику, сотканную руками моей жены…

– Заткните ему глотку, – приказал Церулей, – и говорите!

Лазутчики, до этого молча выжимавшие воду из своей одежды, набросились на пленника, в одну минуту скрутили ему руки и воткнули в рот кляп. Перебивая друг друга, они заговорили все разом:

– Это местный житель…

– Мы наткнулись на лагерь легионеров…

– Дорога забита войсками…

– Но в горах, наверное, есть тропинки…

– Он должен знать…

– Да не орите вы все вместе! – рассердился Церулей. – Говори ты, Калликл!

Калликл выступил вперед:

– Возле той большой горы, которая была видна с моря…

– Везувий, – вставил кормчий.

– Да, Везувий. Возле самой подошвы Везувия мы наткнулись на военный лагерь в боевом порядке. Легионеров там видимо-невидимо. А дальше на дороге встретили еще когорту. [25]Ну, мы и подумали, уж не высланы ли эти войска против пиратов. Решили дальше не ходить, а порасспросить местных жителей. Но приближалась ночь, на полях было пусто. Все-таки мы шарили до тех пор. пока не увидели этого малого…

Тем временем пленник, на которого перестали обращать внимание, вытолкнул языком небрежно засунутый кляп.

Я не «малый», а солдат Римской республики! – сердито возразил он. – Если вы воображаете, что меня можно продать или получить за меня выкуп, так заранее предупреждаю: ничего не выйдет. Меня в Испании так измолотили, что я покрыт шрамами, как мозаикой. Никто вам за меня и одного асса [26]не даст. Меня даже из армии отпустили. А выкуп…