Повидавшись въ Головнинѣ съ своими родными, не смотря на застигшее насъ большое ненастье, поѣхали мы далѣе, и хотя съ трудомъ, но добрались кое-какъ и уже въ самыя сумерки до Богородицка. Тутъ нашелъ я двѣ, полученныя безъ меня, послѣднія почты съ письмами изъ Петербурга. Одно изъ нихъ было от г. Нартова, приславшаго ко мнѣ въ сей разъ ботаническій словарь; а другое — отъ г. Дурова, наполненное многими новыми препорученіями. О томъ же, что онъ тамъ дѣлалъ и скоро ли къ намъ возвратится, не упоминаемо было ни слова. Итакъ, остались мы о томъ еще въ неизвѣстности.
Но на семъ дозвольте мнѣ остановиться и письмо сіе, симъ кончивъ, сказать вамъ, что я есмь вашъ, и прочая.
(Сентября 29 дня 1816 года. Дворениново).
Любезный пріятель! Приступая опять къ продолженію описанія пребыванія моего въ Богородицкѣ, начну тѣмъ, что втеченіе того времени, которое проѣздилъ я въ свою деревню и которое продолжалось ровно 28 дней, произошли въ домѣ моемъ многія неустройства и досадныя происшествія, подавшія поводъ къ непріятностямъ и неудовольствіямъ мнѣ по возвращеніи моемъ. Во-первыхъ, казенный садовник зашалился и заплутовался такъ, что я принужденъ былъ его на утріе жестоко въ канцеляріи наказывать. Въ домѣ у меня умерла старуха, варившая ѣсть моимъ челядницамъ. Наилучшій мой человѣкъ Василій, которому поручено было смотрѣніе за всѣмъ въ домѣ, запилъ и напроказничалъ. Сослуживца своего, бывшаго со мною въ службѢ и въ походахъ и бывшаго тогда моимъ и камердинеромъ и всѣмъ, нашедъ я лежащаго безъ языка, и при самой смерти. Ему случилось за день до моего пріѣзда куда-то ѣздить на телѣгѣ и переѣзжать въ одномъ селеній черезъ глубокій оврагъ по плотинѣ. Тутъ, будучи подъ куражемъ, какъ-то онъ не управилъ, полетѣлъ съ телѣгою своею стремглавъ въ буерак съ плотины и убился такъ, что его почти замертво привезли въ Богородицкъ, и онъ въ ту же еще ночь и при насъ отправился на тотъ свѣтъ. Человѣка сего, котораго звали Аврамомъ, было мнѣ очень жаль. Онъ хотя и любилъ испивать, но былъ хорошій работник и во всей еще порѣ, и ему поручено было от меня все производимое тамъ наше хлѣбопашество, и я съ мокрыми глазами смотрѣлъ на выносимый гробъ съ нимъ со двора. А произошло многое кое-что и другое, непріятное. Словомъ, время сіе было какъ-то очень несчастно для меня: одно къ одному, и все нехорошо — хлопоты, убытки и разныя бѣды. Итакъ, ѣзда моя въ сей разъ началась и кончилась съ непріятностями.
Не успѣлъ я осмотрѣться и вступить по-прежнему въ управленіе волостьми, которыя во время отсутствія моего ввѣрены были Бобриковскому управителю г. Верещагину и заняться опять своими обыкновенными дѣлами, какъ съ первою почтою за симъ получили мы опять письмы изъ Петербурга, съ увѣдомленіемъ, что г. Дуровъ не скоро къ намъ возвратится и пробудетъ тамъ до зимы самой. Сіе насъ не менѣе удивило, сколько и обрадовало. По крайней мѣрѣ, говорили мы, поживемъ мы еще нѣсколько недѣль въ мирѣ, тишинѣ и спокойствіи. Со всѣмъ тѣмъ, мы въ тотъ же еще день, находясь въ церкви у обѣдни, перетревожены были в-прахъ прибѣжавшимъ безъ души церковнымъ сторожемъ съ извѣстіемъ, что любимый всѣми нами священникъ отецъ Ѳедотъ умираетъ и при концѣ жизни. Мы побѣжали того момента къ нему и нашли его плавающаго въ крови, истекшей въ великомъ множествѣ изъ его груди и въ опасномъ состояніи. Какъ онъ былъ всѣми любимъ, то сбѣжалось-было къ нему множество народа. Лѣкарь и наши боярыни пріѣхали также къ нему, но, по счастію, опасность миновалась скоро, и ему сколько-нибудь сдѣлалось лучше. Мы посѣщали потомъ его всякій день раза по два и душевно соболѣзновали о немъ, собирающемся гораздо скорѣе отправиться на тотъ свѣтъ, нежели можно было думать и ожидать. Час-от- часу становился онъ хуже и приходилъ въ вящшуго опасность. Но со всѣмъ тѣмъ болѣзнь его нѣсколько попродолжилась.
Между тѣмъ, занимались мы съ сыномъ своимъ любимѣйшими дѣлами и занятіями. Я приводилъ въ порядок вновь основанныя деревенскимъ моимъ садамъ книги и занимался ими и черченіемъ плановъ съ такою ревностью, что никогда не урывалъ времени къ прочтенію нѣмецкихъ газетъ и журналовъ, получаемыхъ мною еженедѣльно. А не успѣлъ я ихъ сколько-нибудь привесть въ желаемое состояніе, какъ вселилась въ меня новая охота къ срисованію красками съ натуры всѣхъ яблонь, какія мнѣ тогда попадались въ руки, а особливо породъ хорошихъ. Я началъ съ грушовки и титовки. И какъ начало было очень удачно, и работа сія была для меня очень увеселительна, то съ того времени продолжалъ я сіе дѣло какъ въ ту осень, такъ и въ послѣдующіе за симъ годы, и срисовалъ не только всѣ въ садахъ моихъ находящіяся разныя и добрыя и среднія и самыя простыя породы яблонь и грушъ, но многія и чужія, и составилъ изъ рисунковъ сихъ и описанія породъ, цѣлыхъ семь книгъ, которыя и понынѣ еще въ библіотекѣ мой существуютъ.
Читать дальше